В самых разных беседах регулярно встречается невероятно смешная фраза: «Я, вообще-то, либерал, но не как эти, бешеные — я либерал в старом, классическом смысле». Тут происходит вот какая подмена.
Пиком человеческой свободы — интеллектуальной, духовной, идеологической, религиозной, сексуальной — был очень короткий промежуток времени: с 20-х по 80-е годы ХХ века. Да и географически эта максимальная свобода была ограничена на очень ограниченном пятачке — в одной только Западной Европе. Потому что там и тогда были доступны (хоть и в более ограниченном формате) даже те формы свободы, которые были куда шире представлены в СССР — т.е. свободы, связанные с идеалистическим служением большим общностям — народу, стране, человечеству.
Да, в Союзе было легче, допустим, заниматься фундаментальной наукой, не особо заботясь о бытовых нуждах — тот, довольно спартанский минимум, который, собственно, и необходим человеку, действительно преданному науке, удовлетворялся автоматически, не требуя никаких усилий. Но и в Западной Европе с этим обстояло более-менее пристойно — для чуть более узкого круга допущенных и не совсем автоматически, но все же ценой минимальных телодвижений. При этом очень многих других свобод жители Союза (как и жители США и всего остального мира) были лишены.
Европеец этой счастливой эпохи в среднем (за исключением коротких промежутков в том или ином регионе) мог исповедовать любую идеологию, вплоть до самых радикальных — сталинизма, троцкизма, маоизма, неонацизма. Если он не совершал терактов, не убивал людей — его идеологическая принадлежность могла помешать ему разве что при поступлении на госслужбу в самом узком смысле слова — т.е. стать чиновником или военным. Учить, лечить, строить, заниматься наукой, бизнесом или общественной деятельностью ему никто не мог запретить.
Точно так же, впервые в истории человек был свободен исповедовать любую религию — равно, как был освобожден от навязываемых религиозных запретов. Жить по заветам своей конфессии или предаваться самому разнузданному гедонизму — было исключительно делом личного выбора.
Всего-то требовалось — соблюдать внешнюю пристойность, т.е. уважать чувства и вкус окружающих. Не маршировать по улицам голышом в разноцветных перьях, а в кого и в какое именно отверстие ты втыкаешь свой член у себя дома — касается исключительно тебя и твоего партнера.
А уж попытка ошельмовать человека — особенно человека искусства — по причине того, что кому-то не нравится, что, как и с кем он делает в постели, почти всегда вычеркивала шельмующих из числа приличных людей.
Человек был свободен предпринимать самые дерзкие начинания в любой области — в бизнесе, в политике, в науке — опираясь исключительно на силы и средства свои и своих друзей. Компания из восьми авантюристов могла приплыть на моторной лодке в чужую страну с целью совершить государственный переворот безо всякой опоры на внешние разведки — и практически добиться успеха, проиграв в последний момент исключительно из-за собственного распи@@яйства… Можно было с друзьями затеять дело, которое за пару десятков лет могло превратиться в огромную корпорацию — действительно самим, без мутных историй вроде Сороса и Гейтса — «а потом вдруг случился непонятный фазовый переход — и герой внезапно стал распоряжаться миллиардами». «Из чистильщиков в миллионеры» — действительно случалось, и случалось часто, почти сплошь и рядом…
Два друга могли просто взять и объехать планету на машине, всего-то надо было убедить руководство автозавода выдать им новенькую «татру» — и больше никаких рекламных бюджетов и договоров с корпорациями… И в самых гиблых уголках Африки и Латинской Америки их никто не убивал и не похищал — люди ведь действительно просто путешествуют, а не занимаются разведкой или бизнесом.
Человек был свободен даже погибнуть за идею — не превращаясь при этом в изгоя, маргинала, а то и террориста… Да, таких людей там было на два-три порядка меньше, чем у нас — но они там были.
Единственная, пожалуй, возможность, которой не существовало в Европе, — это возможность заниматься простым заводским или крестьянским трудом, ощущая при этом, что ты работаешь не просто ради прокорма семьи, а на благо человечества… Как бы ни глумились сегодняшние советофобы, но в СССР таких людей — рабочих и колхозников, идеалистов самой высокой пробы — было очень много… Но европейский рабочий или крестьянин, взамен гордости, которую испытывал его советский коллега, мог опираться на непорушенные бытовые и религиозные традиции. Французский фермер не мог думать, что его труд служит человечеству — но он мог верить, что продолжает традиции старой крестьянской семьи, он служит своей земле, как служили его дед и прадед, наконец, он, верный католик, честно выполняет божьи заповеди… В общем, так на так и выходило.
Разве что образования и вкуса было неизмеримо больше. Особенно вкуса. И проявлялось это в каждой детали. Когда Ален Бомбар переплывал Атлантику, никому бы в голову не пришло спрашивать, как сегодня о Конюхове: «А на х@@?» Потому что это было не бесцельное шатание по океану, а демонстрация и пропаганда возможностей выживания при кораблекрушении…
Не скажу, что это было величайшее время человечества — но это, несомненно, было самое счастливое время для огромной массы людей — нескольких сотен миллионов. Лучше всего дух этих десятилетий передает, пожалуй, старый французский фильм «Искатели приключений» — с Лино Вентурой, Аленом Делоном и Сержем Реджани.
Мы сегодня живем в мире не просто несвободном. Мы живем в мире агрессивно наступающей несвободы. И с ростом несвободы растет градус зла — от бытового до государственного. Если на фоне Европы ХХ века даже хваленая античность выглядит чудовищно несвободной, то сегодняшнее состояние мира сравнимо даже не самими архаичными восточными деспотиями, а с откровенно сатанинскими обществами доколониальной Мезоамерики. Потому что только там культивировалось такое же подавление естественных человеческих потребностей и навязывалось столь же противоестественное уродство.
И каждый шаг в сторону этой несвободы, каждое новое проявление навязываемого уродства шло не просто под знаменами либерализма — каждый следующий шаг с железной последовательностью следовал из заветов того самого, «старого, классического либерализма». Человек, утверждающий, что он «не из этих», он — «классический либерал» — либо лжет, либо просто очень неумен. Потому что «эти» — они и есть прямые наследники «классического либерализма». Просто они додумали либеральную мысль до логического конца.
Мы живем в самой свободной европейской стране. Мы тоже очень далеки от той полноты свободы — но здесь хотя бы сохранились ее следы. Нас еще не продали в рабство сектантам, извращенцам и сумасшедшим политическим активистам — здесь они пока еще только добиваются права на порабощение. На нашей шее сидят «всего лишь» временщики и компрадоры, а не безумные изуверы. Наших детей еще не принуждают в школах оказаться от своей человеческой природы — пока «просто» пытаются протащить в школьные программы первые сомнения в том, что является нормой. Здесь христианство еще не загнано в катакомбы — здесь гонения только начинаются. Мы еще ничего не избежали — мы просто пока тормозим.
В сегодняшнем мире последний защитник человеческих прав и свобод (т.е. прав и свобод большинства, прав и свобод нормальных людей, а не сектантов и извращенцев, чья «свобода» сводится исключительно к закабалению этого самого большинства) называется консерватором. И ему, что характерно, не приходится выдумывать стыдливых отговорок. Он просто консерватор. Без уверток.
Блог Армена Асрияна
